«На той земле было много богов, светящихся, как огоньки светлячков, и много дурных богов, жужжащих, как мухи.
И всякая трава, все деревья были наделены речью». Такой предстает нам Япония в описании мифологического свода «Нихонсёки». Сегодня мерцание богов незаметно в свете неоновых огней, а их жужжание неслышно за гулом моторов. Но если после заката выйти из города за паутину транспортных развязок и заблудиться в лесу, то можно слышать эту речь первобытного леса, о которой уже в VIII веке здесь писали в глубоко прошедшем времени.
Пошатываясь от десятичасового перелета, выхожу на площадь аэровокзала города Аомори. После химической реальности терминалов взгляд с наслаждением растворяется в сиреневой дымке предвечерних гор, окаймляющих долину…
Встречающие нашу группу японские коллеги быстро усадили нас в машины, и мы поехали. Волна внезапно нахлынувшего восторга была сдержана неким странным ощущением, которое доселе не испытывал. Вдруг захотелось в каждом японце видеть эстета эпохи Хэйан.
— Не правда ли, красив этот туман, струящийся по склонам? – вопрошаю японский народ в лице моего водителя.
— Это смог.
Мы поселились на окраине Аомори в лесу, в доме из некрашеного дерева. Комплекс, предназначенный для приема делегаций и проведения конференций, сочетал в себе ультрасовременные технологии жизнеобеспечения со скрипом деревянных ступенек, запахом хвои и ночными песнями сверчков.
МЫСЛИ В ДИЗАЙНЕ ДЗЁМОН
Аомори – провинция на самом севере Хонсю, известная специалистам своими археологическими стоянками эпохи дзёмон, охватывающей без малого десять тысячелетий до нашей эры. Название этому периоду дано по некому общему принципу оформления керамики.
Дзёмон дословно – «веревочный орнамент». Изображением веревки люди первобытной Японии украшали свои сосуды на протяжении тысячелетий. Узор самых древних сосудов выполнен в технике глубокого рельефа, от чего кажется, что они как бы скручены из глиняных шнуров, а более поздние отделаны их оттисками по сырым лощеным стенкам. Видимо, с открытием керамики люди стали воспроизводить в глине внешние формы каких-то более древних сосудов, которые сплетали из трав и кореньев. Однако, для того, чтобы изобразительный принцип существовал многие тысячелетия одной привычки недостаточно. За формами потрясающей экспрессии кроится глубокий космогонический смысл, знаком которого выступает веревка, и смысл этот позволяют увидеть древнейшие мифы.
Миф – не «сказка», но принцип миропонимания, в котором фундаментальные принципы человеческого сознания обретают свое воплощение в образах. Шнур был актуален для древних не столько действием связывания как таковым, сколько в заложенным в нем общим смысловым значением — принципом системного порядка, с открытием которого произошла целая революция и в орудийной деятельности, и в информационной, и в художественной. Но и современные пост- (сверх- супер- и пр.) индустриальные японцы также чтят священные шнуры симэнава; для японца сакрально обозначить предмет – это повесить на него веревку. В древней Японии комплекс креативных понятий, связанных с жизненными силами выражало слово мусубу — «связывать», «скручивать». Оно также обозначало класс богов-креаторов мусуби-но ками, персонифицирующих некие эманации жизненных сил.
СОСУДЫ КОСМОГОНИИ
Другим креационным действием было гончарное дело. Изваять форму из аморфной глины – совершить акт, близкий по смыслу к космогонии. И керамика эпохи дзёмон воплощает в глине базовые принципы человеческого сознания. Они хранят ответы на вопросы о том, что есть жизнь, что есть смерть, и, самое главное, что есть бессмертие. Смысловое значение «веревочных» сосудов состоит в получении некой целостности путем сочетании оппозиций линейной протяженности и сферы. И этот союз скрепляет дыхание огня. Поэтому венчики дзёмонских сосудов, и сам узор их стенок фигурально воспроизводят языки пламени. Пламя, заключающее воду, линия, образующая сферу, сосуд, выражающий космос…
Как сфера изоморфна материнскому чреву, так веревка изоморфна пуповине. Умирая, человек возвращается в тот мир, откуда пришел – в мир богов и божественных предков. В традиции урновых погребений уходящего в лучший мир укладывают в большой сосуд в позе эмбриона, и в руки вкладывают его собственную пуповину, которую всю жизнь хранит мать и перед смертью передает жене.
Идея круговорота жизни и смерти в сакральной традиции также передается семиотикой огня. В японской мифологии огонь рождает пара богов-креаторов бог Идзанаги и его супруга Идзанами. Рожая бога Быстрого Обжигающего пламени, она погибает, опалив себе лоно, и удаляется в страну мертвых. Ее муж следует за ней. …Впрочем, послушаем миф:
«Тогда бог Идзанаги скалу, что лишь тысяче человек была бы под силу, к тому проходу Ёмоцухира придвинул-загородил, и, когда они по обе стороны той скалы, друг против друга стоя, свой брак расторгали, богиня Идзанами-но микото сказала: «Мой возлюбленный муженек-бог! Если так поступишь, я поросль людскую в твоей стране по тысяче в день душить стану», — так сказала. Тогда бог Идзанаги-но микото изволил сказать: «Моя возлюбленная женушка-богиня! Если ты так поступишь, я по тысяче пятьсот домиков для рожениц в день возводить стану», — так изволил сказать».
Так появились японцы. С тех пор японские женщины рожают в специально построенных «родильных домиках», которые после родов сжигают. Обряд деторождения на микроуровне воспроизводит основы космогонии.
Кажется, нет такого народа в мире, который не почитал бы горы обителью своих богов. Загробный мир в традиционных верованиях японцев тесно ассоциируется с горами, и эти ассоциации сохранила народная речь. Курганные захоронения первых императоров официально названы сан-рё, «высокая горная могила», и «сделать могилу микадо» устно описывается как ямацукури «сделать гору». Островитяне о.Цукэн на Окинаве называют свои кладбища госё-яма «Гора Загробного Мира», на о. Оки и в некоторых деревнях на Хонсю кладбища называются просто яма «гора». Погребальные обряды иногда называются яма-сигото «горная работа», похоронная процессия — яма-юки «восхождение в горы», сам виновник траурного торжества именовался яма-но хито «человек в горах». В священных горах люди общаются с богами и обретают покой.
ДЕРЕВЬЯ СОЛНЦА
На автомагистралях Аомори таблички «Саннай маруяма» встречаются наряду с дорожными знаками, указывающими путь туристам всех стран. В ларьках можно купить баночку яблочного сока с иероглифами «дзёмон», майку с изображением главного культового сооружения. Каменный век участвует в современной экономике. Сегодня здесь многолюдно. Впрочем, как и всегда. Люди селились на этой стоянке на протяжении тысячелетий, и по остаткам их полуземлянок можно проследить развитие дзёмонской архитектуры – от малой полуземлянки для семьи из 5-8 человек, до огромного дома для всей общины. Что-то вроде сельского клуба. Сенсацией в японской археологии были и открытые здесь дома на сваях, ведь считается, что свайные постройки «перешли» на Японские острова с континента позднее, в результате миграций племен рисоводов.
Главная находка на стоянке Саннай маруяма потрясает воображение. Шесть гигантских столбов, вкопанных в два параллельных ряда, образуют колоннаду, ориентированную с востока на запад так, чтобы соединять точку восхода с точкой заката в день летнего и зимнего солнцестояний, соответственно.
За эти тысячелетия, минувшие с эпохи Дзёмон, люди не изменились, — изменился климат. В Аомори давно уже не растут каштаны. Похожие деревья растут в Сочи, где правительство Японии и закупило необходимые для реконструкции сооружения стволы.
В древней Японии к деревьям, столбам, и, конечно же, к горам относились с почтением, полагая, что эти «священные вертикали» соединяют небесные и земные равнины, обеспечивают циркуляцию жизненных сил и баланс всех космических сфер.
В день летнего солнцестояния солнце поднимается с пика горы Адзума, а в день зимнего солнцестояния – заходит за вершину горы Иваки. Ось, соединяющая эти вершины, проходит как раз через странное сооружение на стоянке Саннай маруяма. От стоянки на восток идет дорога, по обочинам которой были вырыты могилы.
Наблюдая за ходом светил, люди измеряли жизнь в пульсах природы. И сегодня в японской календарной обрядности Новый год понимается как момент пробуждения жизненных сил и отмечается возжиганием Огня Года тосиби. Огонь Года, возжигаемый на земле, помогает огню на небе пережить зиму, и вернуться к возрождению. День летнего солнцестояния – пик годовой активности солнца, после которого, как известно, ночи становятся длиннее, а дни короче. Умершие предки навещают дома своих потомков, вкушают угощение и благословляют их. А осенью, после сбора урожая люди сами совершают ритуальные восхождения на священные вершины, чтобы, благодаря богов, разделить с ними пищу Нового урожая.
УМИРОТВОРЕНИЕ ДУХОВ
С таким чувством сакрального, чувством сопричастия к тайнам взаимопроникающих миров сталкиваешься в Японии в самых, казалось бы неожиданных местах. Национальное общество приматологов ежегодно проводит церемонию умиротворения душ умерших во время опытов животных. Накануне Нового года в учреждениях, проводящих биологические исследования приматов, проводится общее собрание. Директор зачитывает доклад, называет имена погибших в течение года животных, говорит о том, что делается для сокращения численности жертв. Потом все сотрудники подходят к алтарю совершить ритуал умиротворения. Первым идут, взявшись за руки, человек и шимпанзе, и вместе возлагают цветы. Умиротворение душ всех живших существ – это не столько религиозный обряд, столько этический код японского национального сознания.
Древние спиритуальные представления остаются востребованными и сегодня, их значение только возрастает, поскольку наиболее современным остается то, что вневременно. Сакурако Танака, чьи предки – айны, жившие в свое время в районе Аомори, не пошла с нами на Саннай маруяма.
— Я не смогла туда пойти. Это священное место, а мы не имеем даже возможности принести свои молитвы духам. Археологи не позаботились об этом и не построили алтарь.
— Странно, обычно в Японии везде, насколько я знаю, устраивают алтари в подобных местах.
— Именно! И много местных жителей никогда не смогут придти на Саннай маруяма из-за этого. Там где есть могилы, есть и неумиротворенные духи. Это не простое, не простое место.
Полгода спустя. Москва, Кремль. Мы с Сакурако-сан направляемся на экскурсию. У Боровицких ворот девушка заволновалась:
— Где здесь можно купить алкоголь?
— Потом выпьем.
— Нет, сейчас, мне нужно сделать кое-что.
Купив пиво, чипсы и попкорн, она, прежде чем войти на территорию Кремля, на траве среди деревьев Александровского сада совершила церемонию умиротворения духов всех, кто был здесь убит на протяжении всей российской истории.
— У вас в Кремле очень много убивали, я знаю… Видишь, сколько воронов. Это хорошо, что он кушают подношения…
Уважение живых к жившим – великий жизненный принцип и органическое свойство человеческого сознания, одна из исходных величин мировоззрения. Танака Сакурако — доктор филологии, живет и работает в Канаде, и занимается возрождением традиционной культуры древнейшего народа Японии, ведя авторские программы в интернете, и лично осваивая айнское прикладное искусство, которым в совершенстве владела ее бабушка. Предмет ее гордости и моего восхищения – ей самой вышитая головная повязка.
— Мне стоило труда с ней повозиться. То, что вам предложат в Нибутани, айнской деревне, ориентированной на этно-туризм – это не настоящие вещи, а поделки, чтобы денег заработать. А настоящему искусству нужно посвятить жизнь.
Дорога от Саннай-Маруяма к очередной дзёмонской стоянке проходила через огороды, на которых возились с остатками нового урожая старушки, до глаз закутанные в белые платки. Они здесь возделывают землю поселений каменного века и здесь же хранят садовый инвентарь в проржавленных кузовах старых автомобилей, приспособленных под сараюшки.
Вообще, побродив в окрестностях города, понимаешь, сколь убоги наши стереотипы, представляющие Японию, живущую простым человеческим трудом, в виде технократического монстра. Мир машин и процессоров, как мне это показалось, — не более чем пена времени на настоящей, древней Японии.
Стоит в сумерках погасить светильник и выйти на мокрую от дождя террасу, как погружаешься в океан какой-то первобытной свежести, струящейся по склонам холмов, по деревьям, по столбам и мачтам электропередач, и опускающейся на Землю вслед за ночью. И только мерцание, и жужжание богов в кронах Голубого Леса может рассказать, как здесь жили, наблюдали за ходом звезд и созвездий, внимали пульсу Мирового Океана люди. Когда мир был огромным как Космос, когда в Европе строили Стоунхедж, а в Африке закладывали пирамиды, когда в Аомори росли каштаны.
